А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Те, кто писал наши роли, предназначили тебе быть Офелией. Никогда, слышишь? Никогда!.. Я быстро доиграю свою до кульминации - и сорву спектакль. Финал будет мой. Пусть для этого понадобится поджечь театр... Да, театр. Тем более, что наводнение уже готово начаться. ...Как хорошо было мне, молодому дурню, убежденному, что мир бескраен и сложен, и непревосходим - барахтаться в нем, плыть по воле волн и по своей, и верить, что в этом и есть свобода! А потом вдруг все кончилось, я увидел изнанку, эти грязные изношенные шестерни, эти дырчатые ленты и диски с гвоздиками, и если дернуть здесь, то обрушится вон та гора, если нажать тут, то не проснется вон тот человек. И прочесть свою роль, расписанную на годы вперед, и узнать, что недавнее счастье - это только шесть дырочек, расположенных уступом, а ночные разговоры написаны давно - и для многих сразу... и вообще это мы только думаем, что сами что-то чувствуем, думаем, говорим - нет, просто крутятся громадные колеса, цепляя штырьками за звучащие пружинки... А когда начинаешь это понимать и видеть - остается лишь один путь, достойный человека... если и он, конечно, не запечатлен на другом колесе со штырьками, которого ты еще не видишь... о котором еще не знаешь... Если Бог есть - или был - то до чего же он должен быть несчастен! Думаете, самые сильные - самые свободные? А каково ему было, когда он жег Содом и Гоморру?.. Где-то совсем в других мирах то, что осталось от профессора Иконникова - его засыпающее, размытое во времени Я, - вдруг встрепенулось и в последний раз попыталось взбунтоваться, высвободиться из-под завалов теплого розоватого студня, который мерно вздрагивал в такт далеким тревожащим, но совершенно необязательным ударам. Он внутренне потянулся к своей руке - черной, бугристой, каменно вцепившейся в голубую вязкую землю. Он видел, как вздулись вены... Наверное, так делает последний гребок тонущий: видя далеко над собой изнанку волн, слыша вой воды в ушах и пение... потом все исчезает. Теплые ласковые розовые волны плена или смерти прокатывались через него, шепча непонятное. далее